Услышав свое имя, Маруся решила изменить тактику. Она натянула поводок, и зайдясь лающим кашлем бросилась на незнакомца. С трудом подавив желание прикончить и бабку и чертову псину, Черный легко увернулся от собачьих клыков, вежливо кивнул, и направился к подъезду.
– Да что с тобой сегодня, Маруся? – причитала женщина. – Ты так весь дом перебудишь! Спит еще Алексей Семенович! – прокричала она вслед загадочному иностранцу.
– Благодарю Вас! Он не спит. Он ждет меня, – мысленно проклиная свою неспособность к обучению, а также старуху с ее болонкой, леший скрылся в подъезде. Он взлетел на третий этаж, и нажал кнопку звонка. После минуты ожидания раздались шлепки босых ног, и сонный голос пробормотал.
– Кто там?
– Это из института. Экстренная ситуация. Откройте дверь, пожалуйста!
Щелкнул замок, на пороге возник заспанный мужчина в одних трусах. Он недоуменно пялился на раннего гостя. Дверь в комнату приоткрылась, высунулась белокурая растрепанная женская головка.
– Кто это, Леша?!
– Сейчас узнаете! – Черный решительно шагнул вовнутрь, и захлопнул за собой дверь.
Следователя Ершова разбудил настойчивый телефон звонок. Благодаря выработанной годами привычке, он наугад протянул руку к трубке, задел мятую подушку, в очередной раз болезненно кольнуло сердце. Шел уже второй год, как он овдовел, а все не привыкнуть. Двадцать четыре года вместе – это не шутка! Много было и плохого и хорошего, но после смерти жены, как ногу отрезали. Вроде ходишь, ешь, пьешь, спишь, работаешь, а вокруг пустота. Даже алкоголь не цепляет. По истечении года со дня ее смерти друзья несколько раз пытались познакомить вдовца с одинокими дамами, но он вежливо отшучивался. Мол, старый пес должен издыхать а одиночестве. Глушил себя работой, а по вечерам пиво, и снотворное, и от такого компота жизнь стала вовсе в тягость.
Он взял трубку, прокашлялся.
– Ершов. Слушаю!
Глухо, аритмично забилось сердце. Мужчина с ожесточенной мстительностью подумал.
...«Поскорей бы! Только сразу. Без мучений!»
Лидия умирала долго. Рак легкого, метастазы пошли в желудок и печенку. Врачи говорят, что случай неоперабельный. Он истратил все накопления на дорогущие лекарства, вынужден был продать дачу. Скромный домик, и шесть соток земли в тридцати верстах от города. И все ради того, чтобы облегчить ее страдания. Нынче все стало платно. Каждая ампула – пять тысяч рубликов. Без них супруга кричала без перерыва. Она вообще терпеливая была всегда. Трудно представить, что за тварь такая проедала внутренности, заставляя несчастную женщину так страдать. Иногда, грешным делом, он мечтал, поскорей бы уж отмучилась! Лгал себе, якобы ей во благо! А на самом деле, о своем покое мечтал. А умерла тихо, покойно, с улыбкой на губах. Вот также как сейчас, на рассвете. Проснулась, и слабая улыбка осветила бледные черты. За время болезни Лидия ужасно похудела, высохла как мумия. Ту прежнюю грудастую, краснощекую казачку не узнать! Он тотчас пробудился, как часовой по команде, не глядя достал ампулу из коробки, готовясь сделать очередной укол. За время болезни жены, мужчина наловчился делать и внутримышечные и внутривенные инъекции. На холодном локтевом сгибе безошибочно находил тонкую венку, лучше опытных медсестер. Лидия открыла глаза, отстранила шприц, и тихо, доверчиво произнесла.
– Все, Петя! Умру я сейчас. Отмучился ты…
– Хватит глупости говорить! Давай свой тощий зад, наркоманка! – шутливо забурчал, а в груди что-то заныло, будто за пазуху кусочек льда провалился.
– Спасибо тебе за все. Знаю, что трудно было. Господь воздаст за твои страдания…
Совсем рехнулась от болезни! Решил тогда мужчина. Какие у него страдания?! Здоров как бык, только вот сердце щемит иногда, да с тех пор как жена болеть начала стучит оно неровно. То скачет как шальной конь по степи, то затихает, и редко так, будто в спячку впадает. И причем тут Господь Бог?! Да наплевать Ему на человеческие муки и болезни, иначе откуда вся эта шваль берется, с которой почитай тридцать лет майор Ершов сражается… И вот ведь парадокс. Чем больше он их сажает, тем больше их появляется. Словно тараканы! Чем их не трави, а они плодятся до бесконечности!
– Прощай, Петя… Прости за то, что мучила тебя, – она прикоснулась ледяными губами к его лбу, словно покойника поцеловала, глубоко вздохнула, и закрыла глаза.
До сих пор стыдно признаться, но когда он понял, что Лидия и вправду умерла, обрадовался. Деньги на исходе, ампулы заканчиваются, и от крика ее беспрестанного уже никакого житья не стало. Соседи по лестничной площадке, здороваться перестали. Раньше вежливо так, про здоровье Лидии Васильевны справлялись, и теперь отворачиваются, глаза прячут. Плохо стало потом. Много позже. Уже после похорон. Сидит вечером дома, пьет свое пивко, и вдруг аж пронзило всего, как током ударило. Один! Нет ее, и больше никогда не будет! Вроде и понимал это умом, когда принимал соболезнования на похоронах, но внутри пусто было, словно та ледышка за пазухой внутренности заморозила. А сейчас видать оттаяла… Не помнил Ершов, когда плакал последний раз, в детстве, наверное, а сейчас сидит и ревет как белуга. Вот с того момента тоска в сердце и поселилась. Иногда сидит дома, и смотрит на ампулы, что после смерти жены остались неиспользованные. Всю жизнь наркоманов ловил, и заразу эту ненавидел всем сердцем, а тут навязчивое желание возникает. Даже не желание, а соблазн, будто черт его за локоть теребит.